Столкновение  - Александра Салиева

Определённо, на сегодня с меня впечатлений достаточно.

Воскресное утро начинается шумно. Просыпаюсь от жуткого грохота. Дверь в мою спальню со всего размаху ударяется об стену, а я вздрагиваю, резко усаживаясь на постели. И только потом понимаю, что утро — уже давно вечер, притом поздний, судя по закатным краскам за окном. Каким образом я вообще оказываюсь в своей кровати, если засыпаю в компании Смоленского… Я бы обязательно подумала на эту тему, да. Но тут меня оглушает пронзительными воплями:

— А-аська-а! Аська-а! Хватит спа-а-ать!!!

Пока я торможу и пытаюсь понять, что происходит, два маленьких ураганчика проносятся по всей комнате, а затем, ничуть не притормаживая, на полном ходу прыгают на меня. Я, конечно, знаю, что мои младшие братья всё это не со зла — просто соскучились и так радуются, но моё терпение заканчивается где между групповыми удушающими обнимашками и ударом по голове тяжёлым ворохом веток, замотанных в алую бумагу с белым бантом.

— Савелий! Тимофей! — перехожу на строгий воспитательский тон и шестилетки мгновенно притихают.

Не отстраняются далеко, но настороженно смотрят в ответ исподлобья. Я же, вздохнув, обнимаю обоих мальчишек, попутно разглядывая потрёпанную жизнью живность в подарочной обёртке. Судя по опавшим красным лепесткам в закромах бумаги, а также на моей постели, полу комнаты, и части коридора, что виден сквозь открытую дверь, это были розы. Много роз. Возможно, букет когда-то был вполне шикарный. И однозначно жутко дорогой.

— Это откуда взялось?

Мальчишки дружно вжимают головы в плечи.

— А это тебе. Дяденька курьер привёз. Днём ещё. Мы его себе забрали, чтобы папа не видел, — сознаётся первым Тимофей.

Савелий в это время обиженно пыхтит.

— Не мы, а ты! — выдаёт он не менее обиженно, ткнув пальцем в близнеца. — Потому что собирался вытащить оттуда три штуки и отдать этой дурочке Градовой!

Ага, и, судя по тому, что я наблюдаю теперь, Савелий пытался этого не допустить. Неспроста у одного кареглазого сорванца шишка на лбу, а у другого ссадины на локте и у обоих джинсы в траве перепачканы. Точно подрались из-за этих цветов. Хотя, чего уж там, не совсем из-за цветов. Маша Градова — одноклассница близнецов. Мальчишки уже учатся в первом классе, несмотря на свои года. Одноклассница, которую оба, несмотря на все свои восклицания, дружно обожают… дёргать за волосы, например, толкать в лужу, подсовывать кнопки на стул перед тем, как девочка сядет. В общем, выражают свою суровую мальчишескую любовь, как получается.

— И ничего я не собирался! Сам ты дурак! — вопит между тем Тимофей, пихнув брата.

Тот не падает лишь потому, что я до сих пор держу их.

— А ну, не драться! — утихомириваю обоих сразу. — Я вам что говорила? Вы должны друг друга защищать, а не обижать, — заканчиваю назидательным тоном.

Знаю я их, ещё немного и снова друг другу по шеям надают.

Теперь обиженно пыхтят оба. Обидевшись уже на меня. Но я нарочно не обращаю на это внимания.

— А вы чего тут, вообще делаете, а? Бабушка же должна была вас в школу завтра утром везти, — прищуриваюсь, окидывая обоих демонстративно придирчивым взглядом. — Натворили чего-то?

Близнецы дружно вздыхают, опустив головы.

— Мы хотели Тосю искупать. А она от нас сбежала… — виновато бурчит Савелий, упоминая таксу своей родственницы.

— Мы её пока ловили, бабуля из магазина вернулась… — добавляет Тимофей.

Что там дальше — представить не трудно. Фролова Валентина Николаевна в свои шестьдесят пять (она произвела на свет своё “дражайшее единственное чадо” аж в пятнадцать!) на постоянной основе страдает повышенным давлением. И всё от нервов. Нервничает она, кстати, часто. По любому поводу. Как ей что не по нраву, так сразу заламывает руки, картинно прикладывая их ко лбу, а потом требует одиночество и жасминовый чай — единственное “верное” по её авторитетному мнению средство от своего недуга.

— На такси нас посадила и домой отправила, — дополняет Савелий.

Вот же…

Могла бы позвонить, я бы сама их забрала!

Но нет же…

Не впервые уже отправляет их одних с незнакомым водителем.

— Всё с вами понятно, — вздыхаю теперь уже я, потрепав мальчишек по волосам.

А сама запоздало оглядываюсь по сторонам в поисках средства связи. Нахожу его не сразу. Сперва сумку, скромненько лежащую на краю прикроватной тумбы. Уже потом, когда дотягиваюсь до клатча, вытаскиваю гаджет. Уровень заряда — двадцать четыре процента. Пропущенных — ноль. Только несколько сообщений в “WhatsApp”. Да и те от Лены.

— Отец где? — завожу новую тему.

— В кабинете у себя. Сказал, чтоб не мешали ему работать, — отзывается тоскливо Тимофей. — У него совещание важное.

— А мы есть хотим, — не менее тоскливо проговаривает Савелий. — Бабуля нас только утром оладьями покормила. А Анны Викторовны нету…

Сегодня же воскресенье, конечно, персонал отсутствует.

— А чего меня пораньше не разбудили тогда? — хмыкаю, отпуская мальчишек, поднимаясь на ноги.

Оба всё ещё в печали. Да в такой глубокой, что аж совестно становится, когда они неопределённо пожимают плечами и заново вздыхают, уставившись вниз.

— Я сейчас умоюсь, а потом приготовлю вам что-нибудь, ладно? — улыбаюсь братьям, прежде чем направиться в уборную.

Из-за спины доносится какая-то возня, а затем синхронное:

— Мы тебя тогда на кухне подождём!

Побег на кухню сопровождается дружным топотом. Я же трачу минут пять на то, чтобы умыться, избавившись от остатков вчерашнего макияжа, напоминающего ныне стиль “панда”, и переодеться из помятого платья в удобные домашние штаны с майкой. Оставленный мальчишками букет-он-же-теперь-просто-грустный-веник я тоже подбираю. Пока спускаюсь вниз, размышляю, выкинуть ли остатки былой роскоши, или же сохранить, а то ведь мне всё таки не каждый день букеты присылают. Тем более, я точно знаю, от кого эти розы, пусть нет нигде ни одной подписи об этом. Если карточка с посланием и прилагалась, то найди её теперь. А ещё…

— Да я тебе говорю, это грабёж, а не сделка! Я так уже через неделю банкротом стану! — истошный крик отчима слышен даже с лестничного пролёта второго этажа.

Хотя его кабинет расположен чуть дальше по коридору.

— Да мне пох*й как ты это сделаешь! Этот ублюдок должен поднять мой процент! Ты меня понял?! Хоть землю жри! Накопай на этого Смоленского что-нибудь, чтоб тот согласился, если по-хорошему не хочет!

Услышав знакомую фамилию, я невольно притормаживаю на ступенях.

А пауза в речи отчима длится недолго.

— Да я, бл*дь, чтобы его ублажить, даже Настёну свою не пожалел! Подарил её ему, а этот козёл…